...Происходит это еще непроизвольнее, чем при первоначальных
возбуждениях нормальной юноошеской любви, значение и дальнейшее
развитие котороой понимаются всего позднее наиболее простодушными
и невинными натурами.
Е. Дюринг.
Сейчас уже очень трудно вспомнить хоть что – то из той жизни, что–то,
что, кажется, не с ним и происходило. Но тот момент даже теперь вспоминается
так, как будто это было вчера.
Он быстро, почти бегом, перепрыгивая через лужи, шел навстречу огромному потоку людей в таком же огромном потоке. На его плечах висел черный рюкзак, а в руке был зонт, который цеплялся за другие зонты над толпой и заставлял ее, эту толпу, издавать непонятные звуки. Смешиваясь с миллионами капель, непонятные звуки превращались в пузырьки. Тот, кто хоть раз дул через пластиковую трубку в молочный коктейль, сможет представить эти смешные звуки. И когда вдалеке показалась светящаяся вывеска парикмахерского салона, он сложил зонт и побежал.
Когда он сел в кресло, ему стало настолько тепло и уютно, что уже даже и не хотелось стричься. Точнее не хотелось что – то говорить парикмахеру, по велению его руки наклонять или поворачивать голову. Хотелось просто сидеть. Не помню, что случилось раньше – закончился дождь или появилась Она. Он утверждал, что это произошло одновременно. Еще он говорил, что ее лицо освещала радуга. Пусть будет так. Ведь мы все когда – то влюблялись, и бог весть кому чего казалось. Кто – то видел за спиной белые перья крыльев, кто – то видел их парящими где – то над собой, а кто – то и вообще что – то неправдоподобное. Он видел радугу. Он увидел ее идущей прямо к креслу напротив себя – в отражении зеркала. Она смотрела прямо в его глаза и улыбалась. Думаю сейчас незачем описывать ее. Достаточно сказать лишь то, что ее внешность точь-в-точь походила на внешность той, о которой он мечтал. На секунду ему показалось, что это была та девушка из его сна, из-за которого он просыпался в слезах. Когда она подошла поближе, он опустил свой взгляд чуть ниже – на ее грудь. На ее левой стороне он увидел фотографию, на которой она улыбалась как сейчас. Это потом эти фото стали называть бейдж-картами. Тогда на левой половине ее груди висела карточка с ее фотографией и какими-то непонятными словами, из которых он понял лишь одно. ЕЕ имя. Когда он немного оправился, то заметил, что до сих пор видит ее отражение в зеркале. Боясь потерять ее за короткий промежуток времени от отрывания глаз от ее изображения на зеркале до ее настоящей, он быстро прокрутился в кресле и увидел ее. Он совершенно не помнит того момента времени, который начинался с взгляда на нее настоящую до нежного проникновения пальца ее руки в его уже довольно длинные волосы. Быть может из-за того, что этот промежуток времени был очень мал. Так или иначе, но это ее прикосновение и пробудило его.
- Как стричься будем? – спросила она.
- А?
- Бэ! – она скорчила лицо и, вытянув шею, протянула свою голову прямо к его лицу, - Как стричься будем, говорю!
Из ее рта повеяло чем – то, происхождение чего было ему очень знакомо из детства. Но сейчас в голове вертелось одно: «Это какая – то ошибка».
Что она там крикнула? Придурок? Наверное, таким он тогда и выглядел. По крайней мере, для тех нескольких десятков глаз, которые воткнулись в него в тот вечер. Вскочив с кресла, он чуть не сбил ее с ног. Прибежав домой, он залез под одеяло и плакал пока не заснул. И только, уже засыпая, он вспомнил то, что недавно напомнило ему его детство. Говно.
В следующий раз он увидел ее через неделю. Все это время он пытался забыть про нее, но какая – то неизвестная сила привела его обратно. И сейчас он снова сидел напротив зеркала и смотрел на нее. Как ни странно, но то, что в тот раз его так напугало, теперь даже каким – то образом притягивало его к ней. Хотя она ни сколько не изменилась. И даже тот запах сопровождал ее и теперь. Кстати сказать, он волновал его не меньше чем уголки ее губ, которые как – то особенно заворачивались кверху, когда она улыбалась. И когда она что-то говорила, он даже подставлял свое лицо к ее лицу. Это совсем не выглядело как-то необычно, так как он при этом улыбался, и окружающие, скорее всего, могли бы подумать, что он просто-напросто заигрывает с ней. Было сразу заметно, что она работает здесь уже давно - она ловко орудовала ножницами и расческой. Когда она подходила сбоку, он прикасался локтем своей руки к ее груди; то же самое, но только с локтем правой руки он проделывал, когда она подходила с другого бока. В ту вторую встречу, он сделал это так не аккуратно, что ее фотография упала на пол – прямо на покрывало из его только что срезанных волос. Кстати, и в последующие их встречи все время что-то происходило. Ну, например, в третью, ее жевательная резинка упала прямо ему на ботинок; в четвертую – на брючину, а в пятую - на его локоть. Чтобы не вызывать подозрение, он стал появляться у нее реже. Теперь он видел ее не каждые четыре дня, как раньше, а раз в неделю. Через какое-то время он научился вытягивать ноги так, что его голова находилась как раз на уровне ее головы. Это позволяло ему лучше чувствовать тот невероятный запах, который его так волновал. Теперь он вдыхал его на протяжении всего сеанса так, как если бы источник находился прямо перед его носом. Он был счастлив. И даже в его личной жизни все как-то изменилось: уладились проблемы с женой и детьми, на заводе ему повысили зарплату, а начальство стало относиться как-то уважительней. Причину в этом он видел только одну – этот запах. Ее запах. Запах детства.
Один раз, когда он, как и обычно, сидел в кресле, а она, как и обычно, подходила то с одного бока, то с другого, за окном пошел дождь. Она как – то неловко зацепилась бейдж-картой за его локоть. Он встал, посмотрел в ее глаза, причесал свои седые, уже поредевшие волосы, и пошел домой. Он шел медленно, смотрел на дождь и о чем – то думал.
Подойдя к двери своей квартиры, он почувствовал знакомый запах. Показалось, что он все еще сидит в уютном кресле и смотрит на ее отражение в зеркале. Но в пустом подъезде он был один. Зайдя в квартиру, он лег в постель, накрыл свою голову одеялом и заплакал.
Его нашли через несколько месяцев в той же самой кровати, под тем же самым одеялом. Нашли внуки. Врачи сказали что он умер от удушья.
Несколькими месяцами раньше те, кто шли мимо парикмахерской, что на Ленина, могли видеть заплаканного юношу, сломя голову выбегающего из ее дверей. Было непонятно откуда берутся такие придурки, которые в день, когда на небе радуга, куда – то в слезах бегут.
-
-
31.05.2005 в 14:10возбуждениях нормальной юноошеской любви, значение и дальнейшее
развитие котороой понимаются всего позднее наиболее простодушными
и невинными натурами.
Е. Дюринг.
что, кажется, не с ним и происходило. Но тот момент даже теперь вспоминается
так, как будто это было вчера.
Он быстро, почти бегом, перепрыгивая через лужи, шел навстречу огромному потоку людей в таком же огромном потоке. На его плечах висел черный рюкзак, а в руке был зонт, который цеплялся за другие зонты над толпой и заставлял ее, эту толпу, издавать непонятные звуки. Смешиваясь с миллионами капель, непонятные звуки превращались в пузырьки. Тот, кто хоть раз дул через пластиковую трубку в молочный коктейль, сможет представить эти смешные звуки. И когда вдалеке показалась светящаяся вывеска парикмахерского салона, он сложил зонт и побежал.
Когда он сел в кресло, ему стало настолько тепло и уютно, что уже даже и не хотелось стричься. Точнее не хотелось что – то говорить парикмахеру, по велению его руки наклонять или поворачивать голову. Хотелось просто сидеть. Не помню, что случилось раньше – закончился дождь или появилась Она. Он утверждал, что это произошло одновременно. Еще он говорил, что ее лицо освещала радуга. Пусть будет так. Ведь мы все когда – то влюблялись, и бог весть кому чего казалось. Кто – то видел за спиной белые перья крыльев, кто – то видел их парящими где – то над собой, а кто – то и вообще что – то неправдоподобное. Он видел радугу. Он увидел ее идущей прямо к креслу напротив себя – в отражении зеркала. Она смотрела прямо в его глаза и улыбалась. Думаю сейчас незачем описывать ее. Достаточно сказать лишь то, что ее внешность точь-в-точь походила на внешность той, о которой он мечтал. На секунду ему показалось, что это была та девушка из его сна, из-за которого он просыпался в слезах. Когда она подошла поближе, он опустил свой взгляд чуть ниже – на ее грудь. На ее левой стороне он увидел фотографию, на которой она улыбалась как сейчас. Это потом эти фото стали называть бейдж-картами. Тогда на левой половине ее груди висела карточка с ее фотографией и какими-то непонятными словами, из которых он понял лишь одно. ЕЕ имя. Когда он немного оправился, то заметил, что до сих пор видит ее отражение в зеркале. Боясь потерять ее за короткий промежуток времени от отрывания глаз от ее изображения на зеркале до ее настоящей, он быстро прокрутился в кресле и увидел ее. Он совершенно не помнит того момента времени, который начинался с взгляда на нее настоящую до нежного проникновения пальца ее руки в его уже довольно длинные волосы. Быть может из-за того, что этот промежуток времени был очень мал. Так или иначе, но это ее прикосновение и пробудило его.
- Как стричься будем? – спросила она.
- А?
- Бэ! – она скорчила лицо и, вытянув шею, протянула свою голову прямо к его лицу, - Как стричься будем, говорю!
Из ее рта повеяло чем – то, происхождение чего было ему очень знакомо из детства. Но сейчас в голове вертелось одно: «Это какая – то ошибка».
Что она там крикнула? Придурок? Наверное, таким он тогда и выглядел. По крайней мере, для тех нескольких десятков глаз, которые воткнулись в него в тот вечер. Вскочив с кресла, он чуть не сбил ее с ног. Прибежав домой, он залез под одеяло и плакал пока не заснул. И только, уже засыпая, он вспомнил то, что недавно напомнило ему его детство. Говно.
В следующий раз он увидел ее через неделю. Все это время он пытался забыть про нее, но какая – то неизвестная сила привела его обратно. И сейчас он снова сидел напротив зеркала и смотрел на нее. Как ни странно, но то, что в тот раз его так напугало, теперь даже каким – то образом притягивало его к ней. Хотя она ни сколько не изменилась. И даже тот запах сопровождал ее и теперь. Кстати сказать, он волновал его не меньше чем уголки ее губ, которые как – то особенно заворачивались кверху, когда она улыбалась. И когда она что-то говорила, он даже подставлял свое лицо к ее лицу. Это совсем не выглядело как-то необычно, так как он при этом улыбался, и окружающие, скорее всего, могли бы подумать, что он просто-напросто заигрывает с ней. Было сразу заметно, что она работает здесь уже давно - она ловко орудовала ножницами и расческой. Когда она подходила сбоку, он прикасался локтем своей руки к ее груди; то же самое, но только с локтем правой руки он проделывал, когда она подходила с другого бока. В ту вторую встречу, он сделал это так не аккуратно, что ее фотография упала на пол – прямо на покрывало из его только что срезанных волос. Кстати, и в последующие их встречи все время что-то происходило. Ну, например, в третью, ее жевательная резинка упала прямо ему на ботинок; в четвертую – на брючину, а в пятую - на его локоть. Чтобы не вызывать подозрение, он стал появляться у нее реже. Теперь он видел ее не каждые четыре дня, как раньше, а раз в неделю. Через какое-то время он научился вытягивать ноги так, что его голова находилась как раз на уровне ее головы. Это позволяло ему лучше чувствовать тот невероятный запах, который его так волновал. Теперь он вдыхал его на протяжении всего сеанса так, как если бы источник находился прямо перед его носом. Он был счастлив. И даже в его личной жизни все как-то изменилось: уладились проблемы с женой и детьми, на заводе ему повысили зарплату, а начальство стало относиться как-то уважительней. Причину в этом он видел только одну – этот запах. Ее запах. Запах детства.
Один раз, когда он, как и обычно, сидел в кресле, а она, как и обычно, подходила то с одного бока, то с другого, за окном пошел дождь. Она как – то неловко зацепилась бейдж-картой за его локоть. Он встал, посмотрел в ее глаза, причесал свои седые, уже поредевшие волосы, и пошел домой. Он шел медленно, смотрел на дождь и о чем – то думал.
Подойдя к двери своей квартиры, он почувствовал знакомый запах. Показалось, что он все еще сидит в уютном кресле и смотрит на ее отражение в зеркале. Но в пустом подъезде он был один. Зайдя в квартиру, он лег в постель, накрыл свою голову одеялом и заплакал.
Его нашли через несколько месяцев в той же самой кровати, под тем же самым одеялом. Нашли внуки. Врачи сказали что он умер от удушья.
Несколькими месяцами раньше те, кто шли мимо парикмахерской, что на Ленина, могли видеть заплаканного юношу, сломя голову выбегающего из ее дверей. Было непонятно откуда берутся такие придурки, которые в день, когда на небе радуга, куда – то в слезах бегут.
-
-
31.05.2005 в 19:24-
-
31.05.2005 в 19:37-
-
02.06.2005 в 14:36